Семь лет Чокея прожила на побережье, помогала Фериде нести тяжелое бремя ссылки. Несколько раз она тайно привозила слепую в город, чтобы встретиться с Мелетой. Приезды эти были кратковременными, и с царицей поговорить не удавалось.
Но вчера приехали от царицы люди за сушеной рыбой и передали приказ Годейры: Чокее и Фериде тайно явиться во дворец.
... Не вдруг решилась царица на эту встречу. После дня совершеннолетия жизнь в городе изменилась. Кадмея приняла сотню. В нее, наряду с молодыми амазонками, вошли и старые, опытные воительницы. Совет Шести передал копье полемархи Беате, и та сразу потребовала, чтобы ее приемной дочери дали сотню. Совет ответил молчанием. Гелона сказала Беате, что через год она может повторить эту просьбу и Священная ей не откажет.
Настало время домашних праздников. Наездницы и гоплитки собирались то в одном доме, то в другом, чтобы поздравить молодых амазонок, впервые получивших коня и оружие. Пили вино, пели песни, вели беседы.
Теперь Беата не могла избегать царицы. Теперь она каждый вечер должна была приходить во дворец и докладывать о том, что произошло в сотнях за день.
Первый рапорт царица ждала с волнением. Обычно эта церемония проходила в тронном зале дворца. Но при Исхене, временно исполнявшей обязанности полемархи, этот обычай забыли. Исхена приезжала во дворец одна и рассказывала царице о прошедшем дне там, где ее находила. Бывало иногда, что царица по неделе и более не принимала Исхену — что делалось в сотнях, ее интересовало мало.
Теперь же она велела приготовить тронный зал, сама оделась торжественно и впервые в этом году укрепила на голове корону Фермоскиры. Она села в тронное кресло, по его бокам полукругом встали амазонки из ее охраны. Перед входом полемархи. в зале установилась такая тишина, что слышно было, как потрескивают горящие фитили в светильниках.
Распахнулись главные двери зала, и в них показалась Беата. Радостно дрогнуло сердце царицы. Беата была не чета Исхене. Высокая, стройная, в серебряном гривастом шлеме, она четко печатала шаг, направляясь к трону. За плечами развевался лиловый плащ, на левой руке надет бронзовый кованый щит, в правой — копье с серебряным наконечником и голубой перевязью — знак полемархи.
Беата приблизилась к трону, встала на одно колено, откинув руку с копьем, и склонила голову:
— Многочтимая царица, великая паномарха, достославная басилевса Фермоскиры, полемарха Беата приветствует тебя!
— И я приветствую тебя, полемарха Беата. Встань. Говори.
— Город твой, войско твое, люди твои пребывали в этот день в спокойствии и добром здравии. Пешие воительницы несли охрану города, слава богине, отменно, конные разъезды дежурных сотен ходили во все концы басилейи и вернулись обратно. С пограничных застав тревожных вестей нет, внутренние заставы прислали весть о волнении рабынь на каменоломнях, туда мною посланы две сотни гоплиток.
— Как живут молодые воительницы?
— Привыкают, царица. Сотенная Кадмея увела сотню в горы и встала лагерем у подножья Синей скалы. Там будут учения, вернее, они уже начались, и скоро я доложу тебе, как они идут.
— Что еще?
— Я бы хотела сказать: наездницы томятся в городе от безделья, порядка в сотнях не стало, кони застоялись в конюшнях.
— Ты хочешь сказать, что пора собираться в поход?
— И как можно скорее. Если ты повелишь, Великая, я завтра же пошлю разведать пути. По-моему, надо идти на север.
— Посылай, Беата. Через месяц мы начнем большой поход. Кто поведет его?
— Если позволишь, то я, Фермоскира должна знать, смогу ли я удержать это тяжелое и почетное копье. И ты, царица, тоже должна знать.
— Пусть так и будет. Еще что?
— У меня все, Великая. Только... я бы хотела...
— Хорошо, Беата. — Царица взмахом руки отослала охрану, и когда амазонки вышли, сказала: — Говори. Теперь мы одни. Подойди ближе. И сядь. Вот сюда, на ступеньку. И забудь, что я царица, а ты полемарха. Мы когда?то были друзьями...
— Были, — тихо произнесла Беата. — Но я предала тебя...
— Не надо, Беата, об этом... Говори о деле и прямо. Так я люблю.
— Хорошо. Ты знаешь, Великая, что в городе снова заговорили о Лоте, о Фериде и о тебе. Больше говорят о тебе. Семь лет храмовые молчали и вдруг, словно по единому знаку, заговорили всюду: в казармах, конюшнях, на домашних праздниках. Снова винят тебя во всех грехах, и только я одна знаю, что ты и Лота не виновны. Но я не могу защищать вас после того, как на агоре так коварно предала. Мне не поверят. Тогда, семь лет назад, я задумала дело, которое ныне пришла пора совершить. Я удочерила Мелету, и она готова мне помочь.
— Ты хочешь послать ее в селение Тай?
— Откуда ты это узнала, Великая?!
— Этого следовало ожидать. Но не напрасен ли риск? Мелета — еще совсем юная девушка... Прошло много времени... Что она там найдет?
— Найдет. Я не знаю, что произошло на площади селения до меня, но когда Антогора всадила копье в спину Лоты, я видела так же ясно, как сейчас вижу тебя. Это видели женщины селения. Не может быть, чтобы никто не остался в живых... Всего семь лет. Если все в нашем городе узнают правду о смерти Лоты... и ты, царица, станешь тогда чистой и незапятнанной.
— Как ты мыслишь сделать это?
— Скоро мы идем в поход. Мелета пойдет с сотней Кадмеи. Та пошлет ее в боковое охранение, и Мелета... заблудится. Когда мы будем возвращаться назад, найдем ее в условленном месте. За это время она успеет побывать у таянцев.
— Прости меня, Беата, но ты надумала плохо. Во-первых, Мелета, уйдя из охранения, и в самом деле заблудится — селение Тай она не найдет. Оно, я знаю, очень далеко отсюда. Ты забываешь, что Мелета амазонка и ни разу в жизни не видела мужчину. При первой встрече с ним она забудет все твои советы и схватится за меч, чтобы убить его. Этому ее учили пятнадцать лет, и она без сомнений заколет каждого, кто встретится на ее пути. А потом погибнет сама. И в-третьих, ее будут судить за побег с поля боя сразу же, как только она появится в городе. Она не успеет даже рассказать, что узнала в селении. Атосса, поверь мне, позаботится об этом.
— Ты не успела выслушать меня, Великая. Мелета в селение пойдет не одна. В условленном месте ее будет ждать Чокея. Она знает дорогу к таянцам, она понимает их язык...
— О, это совсем другое дело.
— Там они найдут, где захоронена Лота, выроют ее прах и привезут его в Леагры, Фериде. Слепая педотриба не боится Атоссы, она приедет в Фермоскиру и расскажет, как коварно убита Лота и какую мученическую смерть она приняла. Она потребует и, в этом ей никто не сможет отказать, чтобы прах Лоты похоронили в городе с великим почетом, как и подобает хоронить полемарху...
— Атосса никогда не согласится на это, — сказала царица.
— Тогда Ферида и Чокея поднимут всех рабынь и метеков и понесут прах полемархи в город.
— Священная прикажет Антогоре и храмовым наездницам рассеять рабынь. Что дальше?
— Я, как полемарха, попрошу твоего согласия, чтобы встать на защиту останков Лоты. И тогда посмотрим!
— Чокея и Ферида знают о твоих намерениях?
— Да. Они несколько раз были в моем доме, и мы все обговорили. Мы готовы. Ждем твоего слова.
— Я пока ничего не скажу тебе, Беата. Пусть Чокея и Ферида придут ко мне во дворец. Так же тайно, как они приезжали к тебе. Я хочу сначала поговорить с ними...
... Спустя неделю после беседы с полемархой во дворце царицы появились Ферида и Чокея. Их провезли через заставы в больших вьючных корзинах для сухой рыбы. Способ этот был самый безопасный — кому придет в голову осматривать корзины, в которых везут рыбу самой царице.
Доверенные служанки царицы встретили Чокею и Фериду, провели во дворец, переодели, накормили и сразу же повели. Чокея узнала этот путь. Здесь ее уже вели когда?то. Та же винтовая лестница наверх, та же высокая, глухая башня без окон и с единственной дверью в конце. Самое удобное место для тайных разговоров. Царица, как; и в прошлый раз, сидела одна. Как и в прошлый раз, посередине помещения стояла жаровня с раскаленными углями, она отепляла и освещала башню. Лицо Годейры казалось усталым и бледным. «А может, и на самом деле царице сейчас трудно?» — подумала Чокея и опустилась на колени. Ферида подошла к Годейре вплотную, легко прикоснулась пальцами к лицу царицы, опустила руку на плечо. Сказала необычно:
— Ты постарела, Великая.
— Много забот, премудрая Ферида, — ответила Годейра, задержала руку слепой на своем плече и, пожав ее, посадила старуху рядом. — Встань, Чокея, забудь, что я царица. Нам надо поговорить о деле, в котором ты будешь выше меня. И поэтому, прежде чем позвать сюда Беату и Мелету, я хочу поговорить с вами.
— Беата все рассказала тебе? —спросила слепая.
— Я думаю, все. Но она так мало знает о мире, в который вы хотите послать Мелету... И я боюсь, что нас настигнет неудача. Даже и тебе, Чокея, не поверят в этом селении. Для них Лота такой же враг, как и всякая амазонка, и если вы будете искать ее прах — вас убьют.
— Прости меня, Великая, за то, что я перебила тебя, но я знаю то, что не знает никто в Фермоскире. Лота пришла в селение как друг. Ты помнишь Рутулу?
— Рабыню? Да, я говорила с ней. Там, в хижине.
— Тебя интересовало тогда одно: кто убил Лоту. А я провела с Рутулой всю ночь. Мне она сказала о том, о чем не осмелилась бы сказать ни одной амазонке.
— Я горжусь своей дочерью, царица, — заметила Ферида, — Она вела себя достойно.
— Значит... она там встретила... этого... Ликопа? — догадалась Годейра.
— Сначала она встретила его сынишку и предупредила таянцев о набеге. Ликоп был старостой селения. Он успел отправить женщин и детей в горы, а сам с мужчинами остался защищать селение. В бою он встретил Лоту, и вот тут Антогора подняла свое копье.
— А Ликоп?
— Он ушел в горы. Я думаю, что жители селения похоронили Лоту. Если Ликоп остался жив...
Царица долго молчала, что?то обдумывая, потом начала говорить:
— Ты не уверила меня в удаче, Чокея. Скорее, наоборот. Я понимаю вас. Вы обе не амазонки и мыслите по-иному. Но подумайте о Беате и Мелете. Захочет ли Мелета добывать прах Лоты, если она узнает правду? Ей все время твердили, что мать погибла безвинно, но выходит, что Антогора права. И Мелета возненавидит мать. И я не знаю, что скажет об этом Беата? А если узнает Фермоскира?
— Нет, нет, — Ферида замахала руками. — Город не должен знать...
— Мелета, как и все амазонки, не умеет лгать.
— Полно, Великая! Священная, я полагаю, лжет не менее трех раз в день, а Гелона, ясновидящая, и того чаще. Да и ты...
— Я говорю о тех, кто только что вышел из гимнасия.
— Ты неправа, Ферида, — заметила Чокея. — Поход к таянцам — это только начало. Впереди у нас святое дело, и нельзя его начинать со лжи.
— Что же делать? Может быть, подождать...
— Беату и Мелету теперь не остановить, — сказала Чокея. — Если ты запретишь им, Великая, они пойдут в Тай самовольно. И это кончится неудачей непременно. Отпусти нас. Предоставь воле богов.
— Воле богов? — царица улыбнулась. — Если мы решили выступить в борьбе против Священной, нужно надеяться только на свой ум и точный расчет. Всю эту неделю я думала, как нам поступить. И вы выслушайте меня. Допустим, что Мелета и ты, Чокея, не возвратитесь в город. Но не забывайте про Кадмею и Беату. Они должны быть вне подозрений. И надо сделать так: пусть Мелета с Чокеей пойдут в селение Тай. Но как только это обнаружится, Беата немедленно должна послать на поиски своих наездниц. Они, конечно, не найдут беглянок и пойдут дальше без них. Меня Беата известит об этом, и я прикажу на обратном пути зайти в Тай. Там они узнают, что Мелета и Чокея погибли, и это успокоит Атоссу. А потом, когда мы поднимем рабынь, будет видно, как поступить. Ты, Ферида, растолкуй все это Беате и Кадмее и дай им понять, что я ничего не знаю о ваших замыслах. Ты, Чокея, по пути в Тай подготовь Мелету к встрече с таянцами. Скажи ей всю правду о матери, пусть это не будет для нее неожиданностью. Когда вы возвратитесь к рыбачкам, пусть никто не знает, что Беата и Кадмея посвящены в это дело. Вы двое, только вы и никто больше, задумали этот побег. Точно условьтесь, где вас будут встречать на обратном пути Беата и Кадмея. Ты, Ферида, укажи место, где встретишь Мелету и когда. И ради всех богов — будьте осторожны. Я надеюсь на тебя, Чокея. Помни, в твоих руках наши жизни. Один неверный шаг — и Атосса уничтожит нас всех.
Спустя неделю город провожал наездниц в большой летний поход. На этот раз воительницы разделились на два рукава. Храмовые амазонки под водительством Антогоры шли на север, в земли фарнаков. Передовую сотню, в которой находилась кодомарха, вела юная Агнесса.
Царских наездниц повела полемарха Беата. Она шла в сотне Кадмеи. Их путь лежал на восток, к городу Ерез.
Сначала сотни шли по берегу Фермодонта вместе. Река достигла границ Фермоскиры. За границей войско разделилось, и начался строгий боевой поход. Двигались более ночами, днем отдыхали. На двадцать стадий впереди колонны шла авангардная сотня. Сзади шел арьергард. Там, где было нужно, высылалось боковое охранение.
На третью ночь пути полемарха Беата позвала сотенную Кадмею и сказала:
— Ты напрасно опекаешь Мелету. Если она моя дочь и твоя подруга, это не значит, что ее нельзя никуда посылать. Пусть на этот раз идет в боковую охрану с Чокеей.
— Я сделаю так, полемарха.
... Как только Мелета и Чокея отделились от колонны, сразу свернули на горную тропу. Чокея бывала в этих местах давно, еще до пленения, но дорогу знала хорошо. Беата рассказала ей о пути в селение Тай подробно.
Кони их шагали рядом с отпущенными поводьями. Чокея решила не торопиться. Поход продлится не менее месяца, у них времени было достаточно.
Светила луна, летнее небо было чисто от облаков. Дневной зной на ночь спадал, дышалось легко. Первое время женщины ехали молча. У обеих было о чем подумать.
В голове у Мелеты мысли кружатся вихрем. Она впервые выехала за пределы Фермоскиры, впереди у нее трудное дело. После того, как стало известно о гибели Лоты, девочка постоянно думала о матери. Обида, желание доказать честность Лоты, мысли о несправедливости людей — все это тревожило и волновало Мелету. Может быть, поэтому она казалась рассудительнее и умнее своих подруг. Им было все ясно: есть заветы богини, свято следуй им и ты будешь права. Но мать и бабушка, а потом и Чокея, и даже Беата, говорили ей, что законы Фермоскиры несовершенны, заветы Ипполиты выдуманы жрицами, что за пределами басилейи идет другая жизнь. И вот она теперь вышла в эту иную жизнь почти одна: нет над нею окрика педотрибы, нет команды сотенной, только она и Чокея вольны решать свои судьбы. Особенно тревожно стало на душе Мелеты после прощального разговора с бабушкой. Ферида и раньше говорила, что не осудит свою дочь, если она и в самом деле отпустила своего «трутня» с агапевессы. Теперь же она прямо сказала Мелете:
— Может случиться так, моя девочка, что ты узнаешь в селении не то, что хочешь узнать. Вполне может быть, что Антогора сказала правду и твоя мать умерла из?за мужчины. Не осуждай ее, поверь мне — она умерла счастливой потому, что познала любовь. Не спеши проклинать ее — может, когда?нибудь любовь придет и к тебе и ты поймешь, что это такое. Ты еще не видела в жизни ни одного мужчины. Возможно, тебе суждено встретиться с ним не в бою. Не спеши хвататься за нож, ты этим только выдашь себя и погубишь дело, ради которого идешь туда. Забудь первый завет, если увидишь мужчину, вспомни мои слова, приглядись к нему, может, он не заслуживает смерти...
А Чокея обдумывает свой план: «Идти в селение обеим не стоит — Мелета может выдать себя. Если там узнают, что она амазонка, — конец. Я оставлю ее у озера и схожу в селение одна. Если боги пошлют мне удачу, если я найду Ликопа или его сына — тогда можно будет придти в Тай с Мелетой...»
На рассвете они остановились, чтобы переодеться. Свою боевую одежду, оружие сложили в переметные сумы, на себя одели ветхую одежду горянок и поехали снова. Около полудня достигли поворота в сторону озера. Отсюда до селения Тай было не более двух часов пути.
Чокея рассказала Мелете свой план, и девушка согласилась. Они остановились на берегу речки, впадавшей в озеро, развьючили лошадей и пустили их пастись на траву. Место это было удивительно красиво. С запада к озеру примыкал густой лес, а дальше с трех сторон подковой водную гладь сжимали горы, поросшие кустарником. Справа от леса скалы были особенно высоки, они нависали над озером, отражаясь в спокойной воде. Чокея быстро отыскала в зарослях удобное место для стоянки, нарубила веток, соорудила шалаш. Мелета принесла из озера воды, вынула сушеную рыбу и копченое мясо. Они насытились, и Чокея легла отдохнуть. В селение решено было идти под вечер с тем, чтобы был повод попроситься на ночлег.
Мелета, пока старшая подруга спала в шалаше, помыла в озере лошадей, искупалась сама, устроила навес, чтобы поставить коней на ночь.
Когда она возвратилась к шалашу, Чокея уже собралась.
— Я ухожу, Мелета. Жди меня завтра здесь же. Если я не приду — жди еще день. Если я не приду и на вторую ночь — садись на коня и выручай. Если почему?либо тебе придется покинуть это место — все равно приходи сюда, я буду ждать тебя здесь всю неделю.
Проводив Чокею, Мелета развернула кошму, бросила ее под навесом около лошадей и спокойно уснула. Она знала: если рядом появится зверь или человек, кони ржанием разбудят ее.
Когда Чокея вошла в селение, начались сумерки. Улицы были пустынны. Окна хижин не светились, в летнее время никто огня в доме не зажигал.
Учуяв постороннего, на дворах залаяли собаки. Чокея подошла к крайнему жилищу, стукнула клюкой в ворота. Открылась задвижка, в отверстии показалась всклокоченная голова хозяина.
— Мир дому твоему, почтеннейший, — сказала Чокея.
— Будь здорова. Входи.
— Я бы хотела узнать, где живет староста?
— А зачем он тебе понадобился?
— Хочу просить ночлега.
— Для этого не стоит беспокоить занятого человека. Любой таянец будет рад приютить тебя. Если хочешь, оставайся у меня. Места хватит.
Хозяин провел Чокею к грубому столу, расположенному под кроной старого дерева, усадил на скамью.
— Кто ты, куда идешь и откуда? — спросил он.
— Ты бы сперва покормил путницу, Тония, — раздался женский голос из хижины. — Уха у нас еще осталась.
— Да, да, — радушно согласился Тония. Принес плошку с жиром, зажег фитиль. Потом поставил на стол миску с холодной ухой, положил рядом ложку и кусок хлеба.
— Ты прости, моя жена прикована к постели болезнью и не может выйти, — говорил Тония, разливая в кружки красное вино. — Выпей с дороги, ты, я думаю, шла издалека. По говору, я слышу, ты из рода фарнаков.
— Да, я из тех мест, — согласилась Чокея и пригубила вино.
— Далеко ли лежит твой путь?
— Я ищу своего брата. По слухам, он живет где?то здесь, может быть, в вашем селении.
Этот разговор Чокея продумала заранее. Назвавшись сестрой Ликопа, она назовет его имя. Ей скажут, что он погиб, и, наверняка, назовут имя его сына. И вот тогда она узнает все. Если бы Чокея знала, что Тония был лучшим другом Ликопа, она, может быть, повела разговор по-другому. Дело в том, что у Ликопа не было сестер, и Тония знал это. И как только она назвала имя, рыбак понял, что женщина лжет.
— Не вводи нас в грех, путница, своими лживыми речами, — сказал вдруг рыбак, и лицо его сделалось злым и настороженным. — У нас никогда не было человека по имени Ликоп. Я знаю всех людей в соседних селениях — там тоже нет такого.
— Не бойся меня, я не ойропата. И я пришла к вам не лазутчицей, как ты подумал.
— А кто же ты?
— Ты правду заметил — я женщина из рода фарнаков. Но я попала в плен к ойропатам, и сейчас я пришла из их города.
Эти слова еще больше насторожили хозяина:
— Из города ойропат к нам приходит только беда.
— Ты снова говоришь неправду. Семь лет тому в ваше селение вместе с бедой пришло и спасение. Разве не ойропата послала сына Ликопа предупредить вас о набеге?
— Ты знаешь и это? — тревога не сходила с лица Тония.
— Разве она не расплатилась за ваше спасение жизнью? Разве не ее имя там, на родине, предано поруганию, а мать ее послана в страшную ссылку. И неужели таянцы теперь откажут мне положить на ее могилу горсть родной земли?
— Наш разговор зашел слишком далеко, чтобы мы. вели его двое. Посиди здесь, я схожу к старосте.
Рыбак надел шапку, спустил с привязи собаку и вышел.
Чокее стало ясно, что здесь ей вряд ли поверят. А когда то в одной, то в другой хижине стали вспыхивать огоньки, она поняла, что рыбак разбудил всех жителей селения. «Они думают, что я привела амазонок, — догадалась Чокея. — Они ждут набега».
Пришел староста. Он тоже глядел на Чокею встревоженно:
— Что тебе надо от нас?
— Я хочу знать, где похоронена ойропата, что спасла ваше село? Я хочу поставить на могиле надгробье, если вы сами, в благодарность за спасение, не сделали это. И я хочу, наконец, поговорить с сыном Ликопа. Уж он?то, я думаю, не дрожит при упоминании об ойропатах, как вы.
— Подожди, женщина, не суди тех, кого не знаешь. Не мы убили ту ойропату, что спасла наши жизни. Ее убили свои. И коль ты из города мужененавистниц, то ты знаешь — они не оставляют тела убитых. Тело Ликопа они увезли тоже, и мы не знаем, где покоится их прах. Сын Ликопа вырос, ты его можешь увидеть, но только не сегодня. Он на охоте. Теперь ты говоришь, что мы трясемся при упоминании об ойропатах. Это верно — мы живем в постоянном страхе. Дважды на моем веку ойропаты сравнивали с землей наше селение, и мы не хотим, чтобы это случилось в третий раз. Вот поэтому мы никому не верим, так же как не верим тебе. И ты не держи на нас обиду—мы запрем тебя и не выпустим из селения, пока не осмотрим окрестности и не убедимся, что там не прячутся наши враги.
— Я согласна. Но вы должны знать: я пришла сюда не одна. Со мной дочь той женщины, что погибла рядом с Ликопом. Мы ушли из города тайно, и вы увидите ее около озера. Не бойтесь ее, скажите, что я велю ей идти в селение. А более никого вы не найдете окрест.
— Мы тебе ничего не обещаем, путница. Утро вечера мудренее.
На рассвете Мелета проснулась. Она вывела лошадей на берег озера. Пока кони, приникнув мордами к воде, пили, девушка любовалась красотой летнего утра. Над землей стояла удивительная тишина, казалось, весь мир на тысячи стадий вокруг замер. Солнце еще не вышло из?за гор, каменные вершины, окрашенные в сиреневый цвет, отражались в зеркале воды. Над озером поднимался легкий прозрачный туман.
Стреножив лошадей и выпустив их на траву, она расстегнула пояс, на котором висели меч и нож, скинула короткий походный хитон и бросила свое упругое тело в прохладные воды озера. Плавать Мелета умела хорошо, как и все амазонки. Она отплыла довольно далеко от берега, как вдруг услышала тревожное ржание лошадей. Резко повернувшись, рассекая взмахами рук воду, Мелета устремилась к берегу. Стреноженные кони, чуя опасность, подошли к самой воде. Выскочив на берег, Мелета быстро оделась, сняла путы с ног лошадей, отвела их под навес и, приготовив лук и стрелы, затаилась в кустах. Не успела она приглядеться, как на тропе, проходившей мимо озера, появился зверь. Мелета никогда не видела такого. Он был похож на кошку, но только во много раз больше. Дымчатая шкура зверя в крупных темных пятнах, тело гибкое и сильное, морда в хищном оскале. Он прошел совсем рядом с Мелетой, несомненно заметил ее, но не испугался, не остановился. Зверь проскочил мимо навеса, кони вздыбились и заржали, но он не обращал на это внимания. Мелета поняла, что за зверем идет погоня и скоро появятся люди. Она хотела заподпружить лошадей, приготовить их на случай схватки с людьми, но не успела. На тропе показался человек. Это был молодой охотник, лет семнадцати, он шел по следу зверя с коротким мечом в руках. Мелета впервые в своей жизни увидела мужчину. Рука невольно натянула тетиву со стрелой, Мелету пятнадцать лет учили: «Если ты увидела мужчину — убей его». Но девушка тут же вспомнила совет Чокеи и опустила тетиву. Юноша подходил все ближе и ближе, и Мелета могла хорошо разглядеть его. Ушли из сознания заветы богини и советы Чокеи, жгучее женское любопытство заполнило все существо Мелеты. Она тлядела на охотника широко открытыми глазами, испытывая какое-то тревожно-сладкое чувство. Юноша был невысок, но широкоплеч и мускулист. Было видно, что он устал и не первый день ведет преследование зверя. Вот он уже совсем близко. Вот он остановился, поднял взгляд от тропы и посмотрел вдаль. Сердце Мелеты, казалось, перестало стучать. Но охотник зашагал снова и скрылся за поворотом.
Мелета очнулась... Вот и прошло ее первое знакомство с мужчиной. Мелета поняла, что убивать этого человека она не хочет. Мало того, она хочет видеть этого юношу еще раз. Она хочет говорить с ним. И уж совсем дикое желание возникло у Мелеты — ей захотелось помочь охотнику. Она не понимала одного: почему у юноши нет лука и стрел? Если он идет на зверя один с коротким мечом, значит, они должны встретиться. Мелета заметила: зверь устал меньше, чем человек, и он может убить юношу. И повинуясь какому?то безотчетному стремлению, девушка двинулась вслед за охотником. Она забыла о лошадях, о Чокее, об опасности. Ей захотелось одного — увидеть миг встречи человека и зверя.
Пока тропа шла по берегу озера, на влажной от росы земле следы зверя были хорошо заметны. Потом тропинка поднялась на камни, и следы человека и зверя исчезли. Мелета решила подняться на дерево и увидеть погоню с высоты. Она подпрыгнула, ухватилась за нижнюю ветвь дуба, закинула ноги и вскоре достигла верхних сучьев. Сверху она снова увидела охотника. Он потерял след и метался из стороны в сторону. Зверя сначала не было видно, но наконец Мелета заметила его. Барс вышел на вершину отвесной скалы и лег, вытянувшись. Он положил голову на передние лапы и почти слился с камнями. Мелета поняла; зверь решил дать последний и решительный бой человеку. Он прыгнет на него, когда тот будет проходить под скалой. Мелета быстро спустилась с дерева и пошла к скале напрямик, а не по тропе, которая петляла между холмов. Она вышла к зверю с противоположной стороны; он все еще лежал неподвижно и ждал, когда охотник пройдет мимо, чтобы прыгнуть на него сзади. Юношу Мелета не видела, скала закрыла тропинку. Девушка подкралась совсем близко к проходу и положила стрелу на тетиву. Она знала: зверь вот-вот прыгнет.
И он прыгнул! Вытянутое в прыжке тело промелькнуло в воздухе, Мелета прицелилась, зазвенела тетива, и стрела вонзилась в барса. Зверь свернулся в клубок над тропой, зарычал и рухнул на камни за спиной охотника. Он упал, как и все кошки, на лапы, и не успел юноша обернуться, как прыгнул ему на плечи и свалил ударом на землю. Мелета выхватила меч и, закричав что есть силы, бросилась к месту поединка. Барс, учуяв опасность сзади, повернулся к Мелете, бросился на нее... и напоролся на меч, которым амазонка владела превосходно. Отбросив издыхающего зверя в сторону, она подбежала к охотнику. Юноша лежал вниз лицом, правая рука подвернута под живот, меч лежит в стороне.
Мелета подошла к раненому, опустилась перед ним на колени. Что делать? Всю жизнь ей внушали: твой первый враг мужчина; всюду, где ты его встретишь, кроме агапевессы, ты должна убить его. Но как поднять меч на человека, истекающего кровью? И зачем же тогда она спасла от зверя, зачем пошла по его следам? Юноша застонал, и этот жалобный стон решил все. Мелета отложила в сторону лук и стрелы, повернула охотника на спину. Его лоб был рассечен ударом о камни при падении, поэтому юноша и лишился сознания. Времени для раздумий не было — человеку нужно помогать. Мелета взвалила охотника на спину и понесла к озеру. Идти было не трудно, тропа шла вниз, и, всего дважды отдохнув, амазонка принесла раненого к воде. Она достала из походной сумы мази и ткань для перевязки, омыла раны охотника водой, смазала и туго перевязала голову и плечо. Парень на минуту пришел в себя, открыл глаза, но тут же закрыл их.
Положив его в тень, Мелета сходила на место поединка, принесла меч охотника и свои стрелы. Юноша стонал, сознание возвращалось к нему ненадолго, он что-то говорил, но Мелета не понимала его. Она отнесла раненого к шалашу, несколько раз давала ему воду, меняла повязку на плече.
К ночи ему стало хуже, он бредил, срывал с головы повязку, пытался встать. Потом затих, уснул. Мелета села около него и задумалась. Что?то изменилось в ней. Может быть, только сейчас она начала по-настоящему понимать то, что ей говорили бабушка Ферида и Чокея. Безвозвратно ушла из ее сердца неприязнь к мужчинам, какую она испытывала до сих пор. Ее место заняла нежность к этому беззащитному, борющемуся со смертью существу. Вот сейчас перед ней лежит страдающий мужчина, лицо его изуродовано при падении и забрызгано кровью, ни силой, ни ловкостью он сейчас не может похвастаться, а ей он дорог, и она, наверное, понесет его туда, куда он окажет. Мало того, она чувствовала, что прикосновение к нему доставляет ей удовольствие. Она была рада, что охотник уснул. Значит, дело пошло на поправку. Ее почему?то не беспокоило, что день прошел, а Чокея не появилась. Она верила: подруга вернется и одобрит все, что сделала за день. Только одно тревожило Мелету: как бы юноше не стало хуже.
Она дремала сидя, потом уронила голову на согнутые колени и заснула. Проснулась на рассвете. Юноша спал, и она тихо ушла к навесу, напоила лошадей, пустила их пастись. Потом сходила за зверем, принесла его, сняла шкуру. Проснулся и охотник. Он поглядел на девушку удивленно, потом, превозмогая боль, улыбнулся. Почти незаметно, уголками губ, улыбнулась и Мелета...
... Хети проснулся, когда девушки не было. Он стал соображать, что же с ним произошло? Он преследовал барса, преследовал долго и упорно. Хети хотел быть настоящим охотником. А таким в горах считался только тот, кто убьет барса. Выследить этого зверя очень трудно, а еще труднее убить. Барс не подпускает охотника близко, и его нельзя подстрелить. Только короткий меч и встреча лицом к лицу. Недаром охотники, убившие барса в одиночку, носили его шкуру на плечах постоянно, как знак великой охотничьей доблести.
Хети в своем возрасте не решился бы искать барса, но он напал на след случайно, а это бывает так редко. И он пошел... Зверь, видимо, перехитрил его, и последнее, что помнит Хети, — страшный рев барса, удар сзади и тьма.
В редкие мгновения, когда сознание возвращалось к Хети, он видел перед собой девушку невиданной красоты, но было это как во сне... Сейчас он очнулся, голова и плечо перевязаны, значит, и вправду кто?то спас его. Может, это его друг Арам? Он тоже охотник, и он один знал, что Хети пошел по следу барса. Скорее всего, это он. А девушка? Девушка — это так... в бреду. Откуда в горах девушка?
Девушки-горянки редко поднимают глаза на мужчин, они боязливы и застенчивы. Большую часть времени они проводят у своих очагов, они хрупки и слабы. И если даже какая?то женщина появилась бы случайно на его пути — ей не убить разъяренного зверя и тем более не донести мужчину так далеко. «Конечно, это Арам», — подумал Хети. — Вот трещат сухие сучья под его ногами, это идет он».
И вдруг из?за поворота вышла та девушка, которую он видел в бреду. На ее плечах лежал огромный зверь, голова и ноги свесились ей на грудь, одной рукой она поддерживала барса, а в другой несла лук и стрелы. В этот момент она показалась Хети красивой и величественной — такой женщины он не видел ни разу в своей жизни.
Когда она, склонившись набок, сбрасывала тушу зверя на землю, наплечные тесемки ее хитона развязались, одежда сползла с плеча, обнажила грудь. Хети удивленно заметил: сосок правой груди изуродован, он гораздо меньше левого соска. Хети хорошо знал, что это такое. Только амазонка имеет этот знак, только амазонка не стыдится наготы. И верно, Мелета сбросила зверя, распрямилась, вытерла грязь на груди и неспеша стала завязывать тесемки. Потом она принялась снимать шкуру с барса. Догадка, сначала смутная, потом все отчетливее и отчетливее, утверждалась в сознании Хети. Он теперь почти точно знал, кто эта девушка, и радость заполнила его сердце. Он смог приподняться на локте и сказал тихо:
— Подойди сюда, Мелета.
Мелета выпрямилась, словно ее нежданно ударили хлыстом. Она наполовину вырвала меч из ножен, расставила ноги, готовая ко всему. Охотник не только назвал ее имя, но он говорил на ее родном языке.
— Ты боишься меня? Ты схватилась за меч?
— Я никого не боюсь.
— Так подойди.
Мелета подошла к Хети и, не снимая ладони с рукоятки меча, спросила:
— Откуда ты знаешь мой язык и мое имя?
— Значит, ты Мелета, дочь Лоты?
— Да, я Мелета, дочь Лоты, — совсем обескуражено ответила девушка.
— Значит, я твой брат?
— Что такое брат? — Мелета совсем ничего не понимала.
— Ты ведь приехала сюда, чтобы найти свою мать?
— Да, это так. Ее убили в селении.
— Не убили. Ранили. Она теперь моя мачеха.
— Она жива?! О, боги! —Мелета, вместо того чтобы броситься к Хети с расспросами, отвернулась от него, сжала виски ладонями. В ее сознании мысль о смерти матери укоренилась так прочно, что девушка не могла представить ее живой. «Значит, все, что говорила Антогора, правда, —подумала она. —Значит, мать изменила Фермоскире». Для нее были абсолютно незнакомы понятия «брат», «мачеха» — молодые амазонки и не подозревали, что у них могли быть братья. А если мать жива, то почему она не возвратилась в Фермоскиру?
— Ты не веришь мне? — услышала она голос Хети. — Или ты огорчена? Почему ты не убила меня? Ведь амазонки убивают мужчин?
— Амазонки убивают врагов, — после некоторого молчания ответила Мелета и присела рядом с охотником. — Как тебя зовут?
— Хети.
— Рассказывай, Хети. Рассказывай все.
И Хети начал рассказывать. Когда он дошел до налета амазонок на селение, Мелета спросила:
— А почему ты вернулся, а не ушел в горы?
— Я же мужчина. А мужчины остались драться.
— Говори дальше, — Мелета улыбнулась.
— Только теперь я понимаю, почему ойропаты, так у нас зовут амазонок, безнаказанно грабят нас. Потому что мы не дружны. Вот и тогда мужчины селения вели себя как трусы. Отец остался с ними, чтобы задержать врагов, пока женщины уйдут в горы, а они убежали, оставили его одного. Когда я узнал, что отец заперся в башне, я побежал его выручать. Он же не знал о подземном ходе. Когда я прибежал на берег, отец уже вышел из лаза, с ним была какая?то женщина, из ваших.
— Я знаю. Это Рутула.
— Да, так ее звали. Это она указала отцу подземный ход. Он звал ее в горы, но она сказала, что вторично таянцев не предаст. Она благородный человек...
— Хватит о Рутуле. Говори о матери.
— Мы нашли ее ночью, когда ваши уехали. Лота упала на дно оврага, по которому протекал небольшой ручей. Дротик, который всадила ей в спину Антогора...
— Антогора?! Значит, она убила ее?!
— Да не убила — ранила. Когда Лота пролетала сквозь кустарник, дротик вырвало из раны и она упала на дно ручейка. Рану промыло холодной водой, Лота очнулась, и это спасло ее.
На рассвете в село вернулся отец, перенес раненую в наш дом, — пришел лекарь, положил на раны травы и стал поить ее разными снадобьями. Когда стало всем ясно, что Лота выживет, в селении начался спор. Одни говорили, что Лоту надо оставить в нашем доме до полного выздоровления, а другие не хотели этого. Они говорили, что ойропаты не оставят в покое Ликопа и Лоту и их надо увезти за пределы наших земель. Отец стал стыдить малодушных: он сказал, что Лота спасла их жизни, что она станет его женой и навсегда останется в Тае. Спорили долго, пока спор этот не разрешил старый пасечник. Он один жил на пасеке в горах далеко от селения и согласился взять отца и Лоту к себе. Новый староста взял со всех жителей клятву, что они никому не выдадут эту тайну. И с тех пор твоя мать и мой отец живут на пасеке. Старый пасечник умер, и теперь эта пасека наша. Все эти годы Лота очень скучала по тебе и верила, что ты найдешь ее... Я, как только увидел тебя, сразу понял. Ты очень похожа на мать.
— Это она научила тебя нашему языку?
— А кто же еще? Да и отец тоже знает.
— Почему она верила, что я буду искать ее? Все считают ее убитой...
— Она не знает об этом. Ее ведь ранила ваша... Лота говорила, что она не осмелится признаться в убийстве...
— Она сказала, что Ликоп убил ее. Мы приехали сюда тайно, чтобы вырыть прах.
— Кто это мы?
— Я и Чокея. Она ушла в село и почему?то не возвращается.
— И не возвратится. Ее не выпустят. Тайну Ликопа и Лоты у нас хранят строго.
— Нужно выручать Чокею. У меня две лошади. Ты сможешь сесть на коня?
Хети не ответил. Он что?то обдумывал. Потом сказал:
— Я думаю, в Тай нам ехать не надо. У меня очень болит голова, и если я снова впаду в забытье, тебя там разорвут. Они подумают, что ты ранила меня. А отсюда до пасеки совсем недалеко. Что бы со мной ни случилось в пути — там тебя встретят мать и отец.
Мелета молча поднялась и пошла за лошадьми.
Высоко в небе показалась белая точка. Над городом она превратилась в светлый комочек, потом комочек этот обрел крылья, и голубь плавно опустился на портик храма. Оглядевшись, он снова взмахнул крыльями и скрылся в глубине храмового двора.
Спустя час, а может быть более, показался второй голубь — сизый. Он дал круг над двором царицы и влетел в оконце башни. Вечером над Фермоскирой появился третий голубь. Гоплитки следили за полетом птиц и размышляли: белый вестник прилетел от Антогоры; судя по тому, что он появился в городе в полдень, стало быть, выпущен утром и поход продолжается, слава богам, как и следует. Второй, сизый, отправлен Беатой — она тоже идет, по-видимому, хорошо. Но откуда третий, неурочный вестник? Уж не случилось ли чего? Гоплитки оказались правы. И Атосса, и Годейра днем получили обычные вести.
А вечером храмовая служанка принесла Атоссе третьего голубя. Только одна Священная знала, от кого он прилетел. Тайная соглядатайница из войска полемархи Беаты сообщала: «Исчезли Мелета и Чокея. Сотенная Кадмея не беспокоится. Полемарха не знает. Прошло три дня».
Атосса, отпустив служанку с голубем, сразу же велела позвать Гелону. Ясновидящая не замедлила с приходом. Атосса положила перед ней сверточек папируса:
— Что ты об этом думаешь?
— Нужно вопросить богов, — осторожно ответила Гелона.
— Ну, а если раскинуть умом самой, не вмешивая в это богов?
— Может, они были посланы в разведку и заблудились?
— Но Кадмея третий день не беспокоится. Полемарха может не заметить пропажу двух всадниц, но сотенная... Стало быть, она отпустила их. Как ты думаешь, куда?
— Ума не приложу...
— Ты всегда была проницательной. Почему в сотне Кадмеи оказалась Чокея. Она же не амазонка?
— Об этом мы как?то забыли. Чокея была возничей у Лоты, затем у царицы.
— И это тебе ни о чем не говорит?
— Н-нет.
— Чокея дольше всех находилась с Рутулой. Она знает дорогу в селение Тай. Она многое знает, чего ей не следует знать.
— Ты думаешь, Священная, что Мелета поехала в Тай?
— Я не думаю. Я уверена.
— Зачем ей это нужно?
— Она хочет узнать, как погибла ее мать. Эта глупая девчонка никогда не решилась бы на такое. Царица — вот кто послал их!
— Я не верю в это. Годейра не будет так рисковать. Допустим, что Мелета и Чокея узнают правду о смерти Лоты. Чтобы рассказать об этом, им нужно возвратиться в сотню, в город, наконец. Ты знаешь, что бывает за побег с поля боя? Мелету и Чокею могут казнить на месте, а Кадмея, как соучастница, самое меньшее, попадет в гоплитки. А сама царица покроет себя позором...
— Я бы тоже так думала, если бы не донесения из Леагры.
— А что в Леагре?
— Там Ферида. Она подбивает рыбачек к бунту против храма, против нас. И может быть так, что Мелета и Чокея не возвратятся ни в сотню, ни в город. Они уйдут к Фериде, и если дочь Лоты докажет честность матери, рабыни поставят ее над собой и она поведет их на город. Чернь у нас бунтует нередко, но никогда во главе ее не стояли амазонки. Ты представляешь, что произойдет, если Мелета встанет во главе рабынь. Поднимутся все.
— Что же делать, Священная? — Гелона напугалась не столько возможного бунта, сколько за судьбу Беаты. Ей показалось, что ее дочь тоже замешана в побеге Мелеты. Не зря в разговоре с нею Атосса была резка, она тоже понимала это. Полемарха могла не заметить исчезновение простой всадницы, но об отсутствии дочери она должна была знать. — Может, Фериду привезти в город?
— Не надо. В Леагры поедешь ты. Там узнаешь точно, о чем поет слепая на сборищах. Конечно, незаметно для нее. Ты будешь там до тех пор, пока не появится Мелета. Ты схватишь их и привезешь сюда.
— А если Мелета не появится в Леаграх?
— Я отзову тебя, когда будет нужно. Иди, собирайся. И вот еще что: если от Мелеты узнаешь, что в побеге замешана Беата... сумей скрыть это ото всех. Даже от меня.
— Спасибо, Священная. Я иду.