Несколько дней в городе царит смятение.
Кто?то пустил слух, и в него поверили: замки на темнице остались нетронутыми, а узницы исчезли. Мелета и Ферида спасены богиней. Значит, они были невиновны и решение суда и Священного Совета неугодны великой наезднице. Слухи эти еще более утвердились, когда вернулись разъезды и беглянок не нашли.
Атоссу, Гелону и Антогору многие осуждали вслух и открыто, чего в Фермоскире раньше не случалось. Стало известно о столкновении царских и храмовых воительниц. Дочери Фермоскиры, привыкшие действовать чаще кулаками и мечом, споры по этому поводу разрешали силой. То тут, то там возникали драки, и дело порой доходило до оружия.
Атосса молчала. Она не могла ничего предпринять. Опровергнуть слухи было нечем. К тому же ее свалил приступ лихорадки, она не могла выходить из дома.
Зато Агнесса металась из конца в конец города. Она поняла—настают ее дни. Ей все это время настойчиво внушали, что она послана богами для того, чтобы возвеличиться над амазонками и стать на страже заветов великой воительницы.
На третий день после побега Агнесса пришла к Священной взволнованная. Атосса, несмотря на болезнь, поднялась.
— Наконец?то я узнала нечто такое, —заговорила богоданная, растегнув пояс и бросив его на лежанку. — Слухи о том, что узниц спасла богиня, распустили стражницы. Те, что стояли в ту ночь у темницы,
— Понимаю. Было стыдно признаться, что их связали похитители.
— Я их так прижала, что они рассказали мне все. От налетчиков воняло рыбой...
— Стало быть, они посланы царицей.
— Мало того, среди них они узнали Чокею.
— Может, они ошиблись! —Атосса вскочила с ложа, как гончая, напавшая на верный след.
— В один голос уверили меня...
— Ты была у городских ворот?
— Была. В ту ночь стражи выпускали караван от царицы. Рыбачек было около тридцати и пять тяжело навьюченных лошадей. Их не задержали—был приказ не выпускать только наездниц и гоплиток.
— Куда они направились?
— Сели в лодки.
— Ты умница, моя девочка! Давай будем размышлять. Все мы верили, что Чокея покинула Мелету. Она бывшая рабыня и не должна была возвращаться в Фермоскиру. А она возвратилась. Ради чего?
— Ради золота, которое ей обещала Мелета? У Фериды, я думаю, спрятано немало?
— Нет, нет и нет! Чокея себе на уме. Она возвратилась ради рыбачек. Мне донесли, что она давно и тайно верховодит на побережье. Значит, они там что?то затевают. А теперь ответь мне: почему наши разъезды не нашли их, хотя были обшарены не только все дороги, но и все тропинки?
— Они не пошли за пределы басилейи.
— Правильно, девочка моя! Они прячутся где?то на побережье. Я предполагала: они ринутся к Лоте, а они пошли туда, где никто их и не думал искать. Как ты мыслишь, они сами решились на спасение Мелеты?
— Нет, —уверенно ответила Агнесса. — Если бы сами... Они пошли бы или сразу после того, как поймали Мелету, или же во время похода, когда здесь не было воительниц. А сейчас, когда полон город...
— Верно. Только по приказу царицы они пришли сюда и знали, что им помогут. Кто их ждал в городе?
— Конечно, Беата и царица.
— А ясновидящая?
— О ней я не думала.
— Напрасно. Разве не она устроила пир, разве не она нацелила нас на Годейру и Беату? Мы следили за ними, а узниц выкрали рыбачки. Гелона с ними.
— Ее нужно взять за глотку, и она выложит все! — воскликнула Агнесса. — Так может предать только подлая...
— Гелону не надо трогать. Она будет нам нужна. Ты даже не покажешь вида, что мы напали на след.
— Хорошо. Что же дальше?
— Куда могут пойти беглянки? К рыбачкам в Леагры? Нет, они знают, что там их найдут. Они скроются в горах. И скорее всего, в заброшенных каменоломнях. Их надо искать там. Кого послать на поиски?
— Пошли меня.
— Ты мне нужна здесь. Видишь, я больна. Сейчас ты моя правая рука.
— Антогору?
— Этой дуре я ничего не хочу доверять. Это она просмотрела Чокею, когда ловила Мелету. Пошли сотню Гиппареты. Пусть выходят сегодня ночью, тайно. Иди.
Удачный побег обрадовал царицу, Беату и Гелону, но одновременно и испугал. Они поняли, что вызов брошен и пути к отступлению нет. Кончились дни тайной борьбы, настает пора открытых действий. В руки рабынь дано оружие, а они собрались не для того, чтобы сидеть в горах, — они поднимут его. И это тоже пугало. Сумеют ли Мелета и Ферида направить эту страшную силу в нужное русло? Можно ли будет потушить пожар восстания после свержения Атоссы? Уж кто?кто, а царица хорошо знала, что в басилейе рабынь и вольноотпущенных раз в двадцать больше, чем амазонок. Именно об этом напомнила царице Гелона во время одной из тайных встреч:
— Мы сидим и ждем, когда Атосса нанесет нам удар, — сказала она. — Мы ничего не делаем. Я боюсь, что молодая и неопытная Мелета...
— С нею Ферида и Чокея, — сказала царица.
— Чокея? Она же рабыня, и вы не знаете, что у нее на уме. Ты прости меня, царица, но я встала рядом с вами и прошу выслушать меня. Тебе нужно уезжать из Фермоскиры. Там, где сейчас Мелета, должна быть и ты.
— Оставить трон?
— Это самый верный шаг. Если мы решились на войну против Священной, медлить нельзя. Надо поднимать рабынь. А здесь ты не сделаешь ничего. Не сегодня, так завтра Атосса поднимет храмовых...
— Я подниму царских!
— И ты думаешь, они пойдут против святого храма? Именно храм и его святыни будет защищать Атосса, а не себя. Раз война, то надо воевать. Атосса встанет во главе храмовых, ты встанешь во главе рабынь.
— А мои войска?
— Я уже сказала — они против храма воевать не будут. Нам нужно сделать так, чтобы они не встали против тебя.
— Но если я уйду в горы, Атосса посадит на трон богоданную.
— Вот на это я и рассчитываю! Если Атосса станет паномархой, она в тот же день изгонит от себя Беату. Полемархой сделают кого?то из храмовых. Твои же амазонки никогда не примут власть храмовой. И к тому же они будут знать, что новая царица заняла трон незаконно. Ей нет двадцати лет, ей нет и пятнадцати. Агнесса упряма и горяча, она восстановит против себя амазонок...
— Твой совет не обдуман, Гелона. Агнессе простят все — она богоданная.
— Выслушай меня до конца, царица. В нужный час все узнают, что Агнесса не богоданная. Она дочь Атоссы!
Царица и Беата вскочили при этих словах.
— Только одна я в Фермоскире знаю это. Я принимала Агнессу. Она родилась не в храме. Она порождение греха.
— Не могу поверить, не могу поверить, — Годейра ходила по комнате, повторяя одно и то же.
Беата глядела то на мать, то на царицу, она не могла произнести ни слова. Словно удар грома поразил ее.
— Кто отец Агнессы? — успокоившись, спросила царица.
— Пастух из пограничного селения.
— Как она смогла скрыть беременность?
— Ссылаясь на лихорадку, она не выходила из дома несколько месяцев.
— Почему Атосса не уничтожила тебя? — спросила Беата. — Стоило ей убить тебя, и никто не узнал бы этой тайны.
— Когда Агнессу подбросили в конюшню паннория, я сказала Священной, что о ее грехе знает некто третий. И если я погибну, тайна перестанет быть тайной. И Атосса берегла меня больше, чем себя. Она...
В дверь постучали. Вошла служанка и шепнула Гелоне:
— Священная у ворот.
Царица и Беата выскользнули за дверь, чтобы уйти через сад к себе.
Семь дней прошло после побега Мелеты. Утром восьмого дня город узнал еще более потрясающую новость — из дворца исчезла царица и Кадмея. К полудню стало известно: Годейра с дочерью проследовала через внутренние заставы в сторону Леагр.
И снова зажжены факелы в темном зале Совета. И снова полукругом расставлены па возвышении Шесть кресел. Пять заняты, шестое пустует. Это кресло Годейры.
— Прежде чем открыть Совет, — Атосса заговорила тихо и ровно, — я хотела, чтобы вы послушали ясновидящую. Говори, Гелона.
— Минувшую ночь, когда после тревог и волнений сон смежил мои очи, великая богиня явилась ко мне, как всегда, в лучезарном сиянии. В руках она держала венец невиданной красоты, слова ее звенели как струны кифары. «Славные дочери Фермоскиры, — сказала она, — настал час увенчать голову юной Агнессы знаком царской власти над вами. Боги все видят и все знают. Давно я видела, что царицы из рода Язона все больше и больше погрязают в грехах, нарушая мои заветы. Случилось это потому, что прародитель их был полубогом и передал им со святостью богинь слабости человеческие, пороки мужские. Много раз волею богов я исправляла их ошибки, но пришло время, когда последняя из цариц кощунственно запятнала мои заветы, открыто предала дочерей моих. И да будет проклята она отныне и во веки веков. И да озарит богоданная Агнесса город ваш святостью своей, и да очистит волею своей заветы, данные Фермоскире!» Проснувшись, я сразу пошла в покои Священной, разбудила ее и...
— Мне остается добавить, — сказала Атосса, — что я немедля одела священный пеплос и вошла в наос храма, надеясь увидеть знак, подтверждающий видение Гелоны. И я увидела. — Священная подала знак, двери зала Совета открылись, и жрица внесла на вытянутых руках венец отменной работы. Широкий ободок венца был усыпан драгоценными камнями. Камни в колеблющемся свете факелов искрились, и казалось, ободок соткан из разноцветных лучей. Широкие блестящие золотые пластины в виде наконечников копий были прикреплены к ободку, а впереди возвышалась пластинка в виде меча. — Вот что стояло у подножия богини, и я принесла его вам, члены Священного Совета.
Жрицы поставили венец на столик перед креслом Атоссы и тихо удалились.
— Прежде чем осудить Годейру, — продолжала Атосса, — мы должны пополнить наш Совет, ибо по законам Фермоскиры царицу можно судить только вшестером. Достойна ли богоданная Агнесса святого и высокого места царицы Фермоскиры? Говори, Антогора.
— Достойна! — выкрикнула кодомарха.
— Она нам дарована богами, — сказала Гелона. — Достойна.
— Достойна! Достойна! — крикнула Пелида.
— Беата? Что же ты молчишь, Беата?
— Могу ли я перечить богине, — тихо произнесла полемарха.
— Позовите Агнессу! — Священная дала знак амазонкам, стоящим в дверях Совета, и те широко распахнули двери.
Агнесса вошла в зал, одетая в боевые одежды. Бронзовый шлем с гривой перьев делал ее высокой, щит на левой руке и копье в правой придавали ей строгость, меч у пояса — воинственность. Она казалась почти взрослой.
Твердыми, широкими шагами Агнесса подошла к возвышению и поклонилась Совету.
— Радуйся, богоданная! — торжественно произнесла Атосса. — Священный Совет принимает тебя в число своих членов на правах паномархи. Займи свое место.
Когда Агнесса села в кресло Годейры, Священная добавила:
— Завтра у подножия храма на тебя возложат венец царицы Фермоскиры. Таково решение Совета. Хайре!
Агнесса ответила легким поклоном головы, она приняла это известие как должное.
— Нет нужды рассказывать вам, — продолжала Атосса, — о великом грехопадении Годейры, но я должна ради устава нашего Совета перечислить все вины проклятой богами царицы. Начну с того, что Годейра нарушила закон агапевессы и помогла Лоте отпустить на волю «трутня». Затем она помогла бежать Мелете в селение Тай, а та покрыла ложью и позором не только себя, но и всю Фермоскиру. Теперь нам стало известно: Годейра встала на прямой путь преступлений и помогла похищению Мелеты и Фериды, а потом и открыто предала нас. Я прошу вас, священные жены Совета, осудить Годейру и назвать кару за ее измену. Говори, Антогора.
— Проклятье и смерть! — воскликнула кодомарха.
— Смерть и проклятье, — тихо произнесла Гелона.
— Изменнице — смерть! — молодая царица свои первые слова на Совете произнесла твердо.
— Только смерть и проклятье! — этот возглас принадлежал Пелиде.
Беата почти не слышала слов приговора. Она обдумывала свою речь. Перед тем, как пойти на Совет, они договорились с матерью, что Беата будет защищать Годейру. Они наметили двоякую цель: поставить царицей Агнессу, но и помешать осуждению Годейры.
— О чем ты думаешь, Беата? Мы ждем твоего слова. Беата встала, хотя члены Совета обычно говорили сидя, поглядела на мать пристально и сурово:
— Да, я скажу свое слово. Да простят меня светочи справедливости за то, что оно будет не таким коротким, как у Агнессы, не таким бездумным, как у Антогоры, не таким цветистым, как у ясновидящей, и не таким жестоким, как у Пелиды. Сегодня мы судим Годейру, судим спешно и жестоко, в ее отсутствие. Такого еще не было на Священном Совете. Мы судим не простую воительницу. Я не знаю, достойна ли она быть царицей, но назвать ее бесчестной я не могу. Может, она невиновна...
— Ее вина доказана! —зло крикнула Атосса.
— Невиноватые не бегут из города! — вторит ей Антогора.
— Будь царица здесь, она ответила бы вам. Но Годейра далеко, и я буду говорить в ее защиту. Я, полемарха Беата, во имя святости и справедливости, ибо таков девиз нашего Совета, говорю вам — я не согласна с решением Совета. Не согласна потому, что Годейра не виновата. Да, полемарха Лота отпустила мужчину с агапевессы, но кто нам сказал, что царица помогала ей в этом? Я тоже была на той агапевессе, моя палатка стояла рядом с шатром Лоты, и я свидетельствую, что видела мужчину Лоты бездыханным. Мало того, его видела и кодомарха Антогора. Другое дело, что он оказался выносливым и хитрым и выплыл. Но при чем тут Годейра? В равной степени в соучастии можно обвинить и меня, и Антогору. Кто нам докажет, что царица...
— Она уже не царица! — взвизгнула Агнесса.
— Пусть. Кто нам докажет, что Годейра причастна к побегу? Мы все ту ночь были на пиру у ясновидящей.
— Следствие по побегу вела Пелида. Скажи, судья.
— Вина Годейры доказана, — сказала Пелида. — В похищении Мелеты участвовали рыбачки, а рыбные промыслы у царицы.
— Они есть и у Антогоры. И потом, почему благочестивая Пелида думает, что это были рыбачки?
— Стражницы у темницы, а также стражи ворот сказали, что от них воняло тухлой рыбой.
Беата подошла к креслу Пелиды, дотронулась до ее волос:
— От тебя, верховная судья, сейчас пахнет сурьмой, румянами и духами, но я далека от мысли, что ты цирюльница.
— Но мешки из?под рыбы...
— Их можно взять в любом месте, и может быть, даже умышленно.
— Уж не хочешь ли ты сказать, — заметила Атосса, — что кто?то хотел свалить вину на Годейру?
— Хочу сказать, Священная. Мы с Антогорой большие подруги. Она кодомарха, я полемарха. Она ревниво следит за тем, что делаю я, мне ничего не остается, как следовать ее примеру. В последние дни я узнала много любопытного. Все время у темницы стояло шесть стражниц, а в ночь побега кодомарха оставила только двух. Она как будто бы знала, что за узницами кто?то придет. Это еще не все. В эту ночь кто?то убил Лебею...
— Кто?то?! — воскликнула Антогора. — Ее угробили похитители!
— Наверное. Но вот что странно: я говорила со стражницами, и они сказали мне, что как только их связали и выкрали узниц, около темницы появилась Лебея. Она не развязала стражниц, хотя видела их, не подняла тревогу, не послала погоню, а сразу поехала по направлению к дому ясновидящей. В пути ее убили. А она, если я не ошибаюсь, возничая Антогоры. И это еще не все. Нам говорят, что похитители прошли через городские ворота, сели в лодки и поплыли в сторону Леагр. Но туда они не доплыли. И, я думаю, никогда не доплывут. Потому, что в ту ночь почему?то за город, кроме обычных разъездов, кодомарха посылала сотню храмовых. Может быть, похитители и беглянки давно покоятся на дне Фермодонта с камнями на шее? И вас спрашиваю, при чем же тут Годейра?
— Но почему она убежала?
— Я бы на ее месте поступила так же. Кто?то захотел погубить царицу, и она поняла, что ей не оправдаться. Она не предала нас, она просто скрылась, чтобы защитить свою жизнь и жизнь дочери.
— Ты все сказала? — спросила Атосса.
— Нет. Я хочу взять назад свое слово, данное Агнессе. Она не достойна быть царицей. Она еще девчонка. В чьи руки мы отдаем судьбу Фермоскиры? Девчонка без роду, без племени...
— Она богоданная! — воскликнула Пелида.
— Кто вам это сказал?
— Все слышали. Ясновидящая. Ты не веришь богине?
— Богине я верю. Но не верю ясновидящей. Для того, чтобы увидеть во сне великую Ипполиту, надо уснуть. А ясновидящая всю ту ночь провела в моем доме и не ложилась ни на минуту.
— Ты говоришь неправду, дочь моя, — сказала Гелона. — Я отлучалась в храм.
— Допустим. Но как быть с венцом? Вот с этим, что стоит перед нами? Судя по рассказу Священной, его нам преподнесла Ипполита. Может быть, это так. Это, наверное, так. Но скажи мне, кодомарха Антогора, где сейчас тот венец, который ты отняла у сотенной Акилины, когда мы вернулись из похода на Бельвы? Он как две капли воды похож на этот. Покажи...
— Пусть она замолчит! — крикнула кодомарха. — Ты, бессовестная тварь, ты знаешь, что Акилины нет в живых и некому уличить тебя во лжи.
— Ты сообщница Годейры! Хватит кощунства! — Пелида стукнула кулаком по подлокотнику кресла.
— Тебе не место в Совете! — кричала Агнесса. — Беги к рыбачкам!
— Ты не в своем уме, дочь моя, — сказала Гелона. — И не говори ничего более.
Беата пожала плечами и села на свое место. Все замолкли и ждали, что скажет Атосса.
— Недаром наш Совет назван Священным. Устами каждой из нас говорят боги. И если Беата усомнилась в виновности Годейры, мы к этому должны прислушаться. Я здесь впервые узнала, что кодомарха ослабила в ту ночь караул у темницы. Я не знаю, зачем была послана сотня за город. Нам и в самом деле неизвестно, где сейчас похитители и Мелета. И я думаю, надо осуждение Годейры отложить. Раз нет единодушия — не будет справедливого решения. Пусть правду нам подскажут время и боги. Будем ждать.
И вдруг спокойную, тихую речь Атоссы перебила новоявленная царица:
— Но я хочу знать: паномарха я или нет? — крикнула она.
— Да, ты — царица, — Атосса сказала это с какой-то тревогой.
— Если Беата остается полемархой, я не хочу быть царицей! Или я, или она! Я не могу держать эту змею рядом с собой. Я требую у Священного Совета другую полемарху. Пока в ее руках золотое копье, я не выйду к подножию храма и не одену венец басилевсы. Не одену, не одену, не одену!
Удивленно подняв брови, слушала эти капризные выкрики Атосса.
Недоумение написано на лице Антогоры.
Испуганно смотрит на молодую царицу Пелида.
Улыбается Беата.
Склонив низко голову, смотрит в пол Гелона. Беата знает: ее мать улыбается тоже. Все идет, как задуманно. Расчеты на сумасбродство Агнессы оправдываются раньше, чем они предполагали.
«А если так, — думает Беата, — то, может быть, настало время для главного удара?» Она смотрит на мать вопросительно, и та, поняв ее, чуть заметно качнула головой.
— Позволь, я отвечу тебе, моя девочка, — насмешливо говорит Беата, — на твой вопрос: царица ты или нет? Да, Священный Совет утвердил тебя царицей. Поспешно, не согласуясь с разумом и вековыми обычаями Фермоскиры. Для чего это сделано? Я пока еще не знаю. Всем известно: царицей можно стать только после двадцати лет. А тебя почему-то раньше времени сделали эфебкой, а потом и царицей...
— Потому, что она богоданная! — воскликнула Антогора.
— Я так не думаю. Конечно, если того пастуха считать богом Паном...
— Какого... пастуха? — тихо, почти шепотом спросила Атосса.
— Отца Агнессы. Она ведь рождена тобой, Священная, а отцом был пастух из пограничного селения. Боги, как видите, тут ни при чем. Я не думаю, чтобы ты сейчас смогла отказаться от своей родной дочери.
Тишина воцарилась в зале Совета. Все ждали, что скажет Атосса. А она сидела, опустив голову, и молчала. Спустя несколько минут, не поднимая головы, сказала:
— Ты поклялась мне, Гелона.
— Я не нарушила клятву. Было сказано: об этом мы знаем трое. Третье лицо не давало тебе клятвы.
Атосса поднялась с кресла, подошла к Агнессе.
— Пойдем, дочь моя. Нам здесь больше нечего делать. — Она взяла Агнессу за руку и повела ее через весь зал к выходу. Около дверей остановилась, повернулась к Совету, сказала твердо:
— Свершившая грех, я не могу теперь входить в наос богини. Выбирайте другую Священную и решайте нашу судьбу. Мы будем вымаливать у великой богини прощение.